Партия на повороте: дискуссия в РКП(б) 1923 года

С введением новой экономической политики в Советской стране противоречий в экономической жизни не стало меньше. Основной их источник лежал в необходимости добиться органичного сочетания, смычки новой экономики в лице государственной промышленности со старой мелкокрестьянской экономикой. Эту смычку надо было осуществлять таким образом, чтобы сделать устойчивым, эффективным весь хозяйственный механизм и одновременно не потерять уже достигнутого.

«Ни одного из старых завоеваний мы не отдадим, – подчёркивал Ленин в своём последнем публичном выступлении в ноябре 1922 года. – Вместе с тем мы стоим перед задачей совершенно новой; старое может оказаться прямой помехой. Эту задачу понять всего труднее. А её нужно понять, чтобы научиться работать, когда нужно, так сказать, вывернуться совершенно наизнанку» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., Т. 45. – С. 305).

Понять действительно было чрезвычайно нелегко. «Вот уже более полутора лет, – писал Е.А. Преображенский, член коллегии Наркомфина в первом номере «Правды» за 1923 год, – наш советский корабль плавает в мутных водах нэпа. Мы называем их мутными не потому, что в этих водах трудно что-либо разглядеть. Настолько трудно, что некоторые товарищи даже не решаются определить, где, собственно, кончаются борты нашего корабля и начинается стихия нэповской мути».

Далее не праздный вопрос, почему в периоды резких поворотов в политике сознание и поведение даже недюжинных людей может оказаться неадекватным требованиям времени. Думается, в этом отношении опыт 20-х годов полезен и для наших дней. Бескомпромиссность борьбы с царизмом, белогвардейцами и интервентами, оппортунистами в собственных рядах, кажущаяся лёгкость решения экономических вопросов в период «красногвардейской атаки на капитал» и «военного коммунизма» сформировали у многих большевиков определённый способ мышления и деятельности. С другой стороны, окружающая действительность приходила в явное противоречие с выстраданными дорогими идеалами.

Как же реагировали руководители партии и государства на кризис, как изменялся тон возникшей дискуссии партийцев, приведшей к политическому размежеванию? Речь пойдёт о путях осуществления «нового курса» РКП (б).

***

Общая тенденция в развитии народного хозяйства СССР после ХII съезда партии характеризовалась ускорением темпов восстановления промышленного и сельскохозяйственного производства. В весенне-летний период 1923 года впервые после окончания Гражданской войны в промышленности не произошло большого сезонного сокращения производства. В деревне расширились посевные площади и увеличилось поголовье скота. Виды на урожай были намного лучше, чем в предыдущем году. Состоявшаяся в Москве Всероссийская сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка, а также ежегодная летняя Нижегородская ярмарка явились показателем первых хозяйственных успехов страны.

Но тяжёлые последствия хозяйственной разрухи не были ещё полностью преодолены. В конце лета усилились трудности сбыта промышленной продукции, которые проистекали из-за несоответствия темпов восстановления сельского хозяйства (70 % к довоенному уровню) и промышленности (39 % к 1913 году по крупной промышленности). Продукция промышленности в этих условиях оказывалась гораздо дороже по сравнению с продукцией сельского хозяйства, и крестьяне не в состоянии были приобретать нужные им товары. Эти затруднения были временными и не имели ничего общего с экономическими кризисами перепроизводства, свойственными капиталистической системе. Но с их устранением нельзя было медлить, поскольку наличие диспропорции в развитии промышленности и сельского хозяйства мешало укреплению хозяйственной смычки между городом и деревней.

В трудностях сбыта отразилось также неумение государственной промышленности и торговли «проложить себе дорогу к крестьянскому массовому рынку»(КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК, Ч. 1. – М., 1954. – С. 788), слабость кооперативного и государственного торгового аппарата, не имевшего необходимого опыта и организации торговли с учётом состояния крестьянского рынка. Этим обстоятельством воспользовалась нэпманская буржуазия, устанавливавшая спекулятивные цены на дефицитные товары.

К осени расхождение между непомерно высокими ценами на промышленные товары и низкими ценами на сельскохозяйственные продукты (так называемые «ножницы» цен) достигло очень больших размеров. В связи с затруднениями в сбыте продукции промышленности обострилась проблема оборотных средств в ней. Пришлось сократить производство лёгкой, а затем и тяжёлой индустрии, государство вынуждено было уменьшить им ассигнования. Остановились некоторые предприятия. Тресты, испытывавшие нужду в наличных деньгах иногда не могли своевременно выплачивать рабочим заработную плату.

Хозяйственные трудности сказались на материальном положении рабочих. Летом 1923 года на ряде предприятий возникли трудовые конфликты, некоторые из них под влиянием агитации бывших меньшевиков и эсеров, а также антипартийных элементов их «Рабочей группы» и «Рабочей правды»**переросли в забастовки. Партийным и государственным органам приходилось принимать незамедлительные меры для нормализации обстановки. Надо признать, что капитализм, допущенный в рамках нэпа, не способствовал значительному улучшению положения рабочих в крупной индустрии. За год число безработных выросло в 2,5 раза, и к середине 1922 года составило 10 % (См.: В.В. Швецов. Дискуссия в РКП (б) 1923 года. – М.: «Знание», 1991. – С. 12.).

Трудности в промышленности усугублялись также просчётами, допущенными хозяйственными органами. Стремясь ускорить восстановление основных фондов промышленности, разрушенных в годы войны, многие государственные промышленные и торговые организации устанавливали слишком высокие цены, без учёта платежеспособности крестьянского рынка. 16 июля 1923 года за подписью Г.Л. Пятакова, зам. председателя ВСНХ, издаётся приказ № 394 , в котором подчёркивалось, что «общим руководящим началом для деятельности как предприятий, так и ВСНХ на ближайший период является прибыль, как задача, и баланс, как метод установления прибыли… Правление треста обязано вести вверенное предприятие коммерчески целесообразно, т.е. закончить год балансом, дающим государству прибыль». В основе этой директивы, противоречащей решению ХII съезда, лежала троцкистская идея об эксплуатации крестьянства якобы в целях ускорения социалистического накопления. На практике это вылилось в безудержное повышение отпускных цен на промтовары с вытекающими последствиями.

Понятно, что наиболее насущной проблемой, вставшей перед партией, являлась выработка правильной политики цен. При многоукладном характере экономики переходного периода политика цен являлась одним из действенных средств, позволяющих обеспечить плановое воздействие Советского государства на частный сектор народного хозяйства и укрепить позиции социалистического уклада. Состоявшийся в сентябре 1923 года пленум ЦК РКП (б), обсудив доклад Дзержинского, создал комиссию для выработки и проведения в срочном порядке мероприятий по устранению «ножниц цен» (ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, ед. хр. 103, лл. 1, 6-9). Хозяйственным работникам предлагалось вести работу в тесной связи с партийными ячейками на промышленных предприятиях и транспорте, систематически информировать их о положении в данной отрасли, в хозяйственном объединении, на предприятии. С участием органов ЦКК-РКИ партийные и профсоюзные организации изучали причины высокой себестоимости изделий. Но отдельных предприятиях прошли совещания технического персонала и представителей рабочей общественности. Местные партийные органы стали глубже вникать в деятельность промышленности. Совершенствовался фабрично-заводской управленческий аппарат, постепенно внедрялись научно обоснованные методы калькуляции и счетоводства, велась борьба за экономичное расходование сырья, топлива и материалов (См.: История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 4, Кн. первая (1921-1929 гг.). – М., 1970. – С. 295).

ЦК РКП (б), выполняя решения ХІІ съезда, разработал меры по улучшению структуры планирующих органов и расширению прав и функций Госплана. Председателем Госплана был назначен А.Д. Цюрупа.

Много внимания уделяла партия налаживанию советской торговли. Укреплялся аппарат оптовой торговли в промышленности; снижались железнодорожные тарифы на перевозку товаров. Некоторые тресты в отраслях лёгкой индустрии создали собственную сеть розничной торговли, что позволило ускорить реализацию товаров и пополнить оборотные фонды трестов. Решающая роль в развитии товарооборота отводилась кооперации. Чтобы до конца преодолеть пережитки методов «военного коммунизма» в её работе, потребительская кооперация по решению Советского правительства (декабрь 1923 года) переводилась на начала добровольного членства (Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. Т. 1 (1917-1928 годы). – М., 1967. – С. 358).

Были приняты меры для повышения товарности сельского хозяйства, улучшения условий сбыта крестьянской продукции. ЦК партии учитывал, что для регулирования соотношения промышленности и сельскохозяйственной продукции, поступавшей на рынок, для упрочения товарной смычки между городом и деревней, необходим вывоз хлеба за границу, что даст возможность приобрести нужные крестьянству товары и создать государственные резервы.

Стремясь пресечь рыночную стихию, партия усилила контроль над капиталистическими элементами в области товарооборота. Права местных руководящих органов по нормированию цен были расширены. Государство вводило обязательные для частников цены на отдельные товары в розничной торговле. Развёртывалась борьба со спекуляцией и контрабандой. Карательные органы (суд, прокуратура) должны были привлекать к уголовной ответственности торговцев, взвинчивавших цены на товары.
Меры, осуществляемые партией в различных сферах экономики, дали положительные результаты. Постепенно изживались трудности сбыта, с декабря 1923 года объём реализованной продукции начал расти. Предприятия стали работать с нормальной нагрузкой. Через полгода запасы товаров, скопившиеся на складах, в основном были реализованы (См.: История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 4, Кн. первая.., – С. 295).

Экономическая политика, последовательно осуществлявшаяся Советским государством, вызвала у крестьянства ещё большую заинтересованность в расширении запашек и посевов, в увеличении производства сельхозпродукции, в росте её товарности.

Огромное значение для нормализации экономического положения страны имело проведение денежной реформы. Советское государство создало твёрдую валюту, основываясь на внутренних ресурсах, что являлось громадным достижением, свидетельствовавшем об укреплении экономики страны.

***

Для того чтобы понять суть идейно-политической борьбы в партии в начале 20-х годов, необходимо учитывать две её разные, но взаимосвязанные стороны. Во-первых, различное понимание участниками путей обеспечения коренных интересов революции и социализма, сфокусированное в их отношении к нэпу. Во-вторых, то, что характер этой борьбы в значительной мере осложнялся личным соперничеством в руководстве партии. «Политические дебаты и борьба за власть были тесно взаимосвязаны, – отмечали в авторитетном на Западе труде Д. Хаф и М. Фейнсод, – но определяла ли результаты политических споров борьба за власть или наоборот – является вопросом, который исследователям ещё предстоит решать» (Цит. по: В.В. Шевцов. Указ. соч., С. 18). Интригующий вопрос поставлен авторами, и действительно, разрешение его многое прояснило бы в перипетиях нашей истории. Только вряд ли когда-нибудь он будет освещён с достаточной полнотой, настолько тесно были переплетены интересы дела и личные мотивы, политические причины и психологические побуждения, настолько тщательно претендентам на власть приходилось скрывать свои честолюбивые помыслы от партии, питающей глубокое отвращение к тем, кто ставил личное выше общего.

Бесспорно одно: отношения в партийных и государственных верхах были очень непростыми. Преображенский, Осинский и другие большевики неоднократно высказывали отличные от Ленина и большинства ЦК мнения, за что подвергались критике. Ещё сложнее были взаимоотношения Троцкого с остальными членами Политбюро. В основе их лежало небольшевистское прошлое первого, и разногласия кануна революции и периода Гражданской войны, и несходство характеров и темпераментов. Очевидным было и то, что своим влиянием и авторитетом в партии Троцкий во многом был обязан поддержке Ленина. Однако несомненный организаторский, ораторский и публицистический дар, активное участие в революции, создании и руководстве Вооружёнными Силами Советской республики ставили его в ряд выдающихся деятелей. В течение этого времени имена Ленина и Троцкого обычно упоминались вместе: многие считали, что позиция Троцкого достаточно прочна…

Остальные члены Политбюро, прежде всего Зиновьев, Каменев и Сталин, как наиболее опытные работники, относились с известным подозрением к властности и самомнению Троцкого. Не выставляя напоказ свои личные далеко идущие намерения (что, можно сказать, бесспорно в отношении Зиновьева и Сталина), они ловко использовали широко распространённое убеждение в том, что партия ещё не воспитала человека, способного единолично заменить Ленина. А вопрос о такой замене, учитывая характер болезни Ленина, особенно после первого удара в мае 1922 года, мог встать в любой момент (Там же, С. 19).

В конце 1923 и в 1923 году у Троцкого произошло несколько столкновений со Сталиным, Зиновьевым, Каменевым и другими лидерами по ряду вопросов, таких, как, например, о количестве и функциях заместителей председателя СНК, о назначении одним из замов самого Троцкого, а также об увеличении численности ЦК и ЦКК, о соотношении промышленности и сельского хозяйства, где Троцкий выступал за «диктатуру промышленности», и, наконец, о разграничении сферы деятельности партийных и хозяйственных органов. Но за пределы Политбюро и ЦК эти расхождения не выходили: у обеих сторон пока ещё хватало благоразумия не выставлять напоказ перед партией свои распри. Когда перед ХII съездом РКП (б) врачи предупредили о серьёзной угрозе жизни Ленина, в губкомы было даже разослано написанное Троцким специальное обращение ЦК, в котором сообщалось, что между его членами нет никаких разногласий. Но разногласия не исчезали, а накапливались, и обострение положения в партии и стране должно было привести к неизбежному взрыву.

Вот как дальше развивались события. В сентябре 1923 года по инициативе Политбюро и ЦК партии были созданы комиссии по «ножницам» цен, по зарплате и по внутрипартийному положению. Они должны были изучить положение дел каждая по своему направлению и представить в ЦК соответствующие предложения. Вопрос о комиссиях решался на пленуме ЦК 23 сентября. Троцкого включили в первую комиссию, но он считал работу в ней никчёмной. Все его помыслы теперь обратились к Германии, где назревали революционные события, которые, как полагали многие, станут продолжением русской революции. После оккупации Рура французскими войсками в январе 1923 года, в мае и июне там росло забастовочное движение, в августе в Германии начался правительственный кризис. Троцкий пришёл к выводу, что для немецкого рабочего класса возникла уникальная возможность, используя патриотические чувства, поднять народные массы на борьбу и с оккупантами, и с собственной буржуазией. Советская республика, прежде всего большевистская партия и Красная Армия, должны при первой необходимости прийти к ним на помощь. По этому вопросу разногласий в руководстве РКП (б) не было.

Начавшаяся было в июле 1923 года подготовка к сокращению армии на 50-100 тыс. человек была прекращена, ЦК поручил Реввоенсовету разработать план «усиления армии». Одной из мер в этом направлении явилось предложение, выдвинутое на сентябрьском (1923 г.) Пленуме ЦК, ввести в Реввоенсовет республики несколько членов ЦК и создать при председателе РВС исполнительный орган, в состав которого предполагалось включить М.М. Лашевича и др. При таком раскладе было бы явным ослабление позиции Троцкого как председателя РВС. Последний остро реагировал на это предложение, заявив, что в знак протеста подаёт в отставку со всех постов: наркомвоенмора, председателя Реввоенсовета, члена Политбюро и ЦК. Троцкий попросил послать его в Германию как «солдата революции» (См.: В.В. Шевцов. Указ. соч., С. 21). Это не было актом отчаяния. Позднее он писал, что ЦК КПГ единогласно решил просить Политбюро РКП (б) послать в Германию одного из его членов, «назовём его товарищем Т.», которого бы они хорошо знали, для руководства решающими событиями, которые вот-вот должны были произойти.
Неожиданно Зиновьев предложил, чтобы в Германию послали его, а не Троцкого. Вмешался Сталин, заявив, что Политбюро не может остаться без двух своих выдающихся членов, не может принять и отставку Троцкого. Сам же Сталин отказался от своего представительства в Реввоенсовете…

Троцкий понял, что остался ни с чем, и выступление одного из присутствующих, Н.П. Комарова, об обязательном подчинении партийной дисциплине, выдержанное в довольно грубой форме («Не понимаю только одного, почему товарищ Троцкий так кочевряжится»), окончательно вывело его из себя. Он демонстративно покинул Пленум, заявив: «Прошу вычеркнуть меня из числа актёров этой унизительной комедии…». Получилось нехорошо» (Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. – Paris, 1986. – С. 71–72). Дважды за Троцким посылали, чтобы вернуть его на пленум, но безрезультатно. На первый взгляд может показаться, что можно было обойтись здесь и без описания этой сцены. Однако она характерна тем, что предвосхитила в какой-то мере морально-психологический климат всей дискуссии.
В принятом Пленумом постановлении этот инцидент был зафиксирован, и причиной ухода Троцкого называлась речь Комарова. По этому поводу Троцкий 4 октября обратился в ЦК и ЦКК с письмом, в котором писал: «Ничего об «обидном» характере речи т. Комарова я не говорил, да и вообще из-за такой причины не уходил бы с заседания Пленума…». Протест Троцкого был вызван его несогласием с расширением состава Реввоенсовета. Он заявил, что это предложение продиктовано не целесообразностью, а «очень определёнными внутрипартийными комбинациями… Я считаю недостойным вести прения в этой плоскости. По крайней мере, в рамках ЦК следовалобы открыто сказать, что дело идёт о продолжении той внутрипартийной борьбы, которая систематически ведётся сверху за спиной партии». В том же письме, полемизируя с председателем ЦКК Куйбышевым, Троцкий указывал на «полную недопустимость такой политики, когда назначения, смещения, переброски и пр. производятся по очень определённым внутрипартийным соображениям, с прямым ущербом для дела, а перед партией официально мотивируя совершенно другими причинами. Пора положить конец нынешнему режиму двойной партийной бухгалтерии, уже принесшему величайший вред и чреватому новыми величайшими опасностями…» (Л.Д. Троцкий защищается. – «Вопросы истории КПСС», 1990. – № 5. – С. 40.).

ЦК РКП (б) исходил из того, что преодоление хозяйственных трудностей в первую очередь зависит от единства партийных рядов и активности коммунистов. Однако работе партии по восстановлению экономики страны мешали выступления оппозиционеров во главе с Троцким. Воспользовавшись трудностями, которые переживала страна, и болезнью Ленина, фракционеры сочли, что наступил удобный момент для коренных перемен в политике партии в нужном им направлении и изменения состава её руководящих органов. Атаку против партии начал Троцкий.

***

8 октября 1923 года Троцкий направил членам ЦК и ЦКК РКП (б) письмо, в котором подводил итоги своим разногласиям с руководством партии, в развёрнутом виде давал критику его хозяйственной и внутрипартийной политики (См.: «Известия ЦК КПСС», 1990. – № 5. – С. 165–173). Копии письма были распространены в ряде партийных организаций. В письме говорилось о «чрезвычайном ухудшении положения внутри партии со времени XII-го съезда», причинами чего были «в корне нездоровый внутрипартийный режим» и «недовольство рабочих и крестьян тяжёлым экономическим положением, которое сложилось не только в результате объективных трудностей, но и в результате явных коренных ошибок хозяйственной политики».

Установившийся в партии режим «нынешней руководящей группы» Троцкий характеризовал следующими чертами: «перенесением внимания с творческих задач на внутрипартийную группировку; искусственным отбором работников, сплошь и рядом не считающимся с их партийным и советским весом («официальные мотивы назначений, смещений, перемещений, переводов далеко не всегда совпадают с действительными мотивами и с интересами дела»); заменой авторитетного и компетентного руководства формальными приказами, рассчитанными только на пассивную дисциплину всех и каждого». Этот режим, утверждал Троцкий, «гораздо дальше от рабочей демократии, чем режим самых жестоких периодов «военного коммунизма». Бюрократизация партийного аппарата достигла неслыханного развития применением методов секретарского отбора». Особой критике он подверг так называемое назначенство: «В самый жестокий момент «военного коммунизма» назначенство внутри партии не имело и на одну десятую того распространения, что ныне. Назначение секретарей и губкомов стало теперь правилом… Назначенный центром и тем самым почти независимый от местной организации, секретарь является, в свою очередь, источником дальнейших назначений и смещений – в пределах губернии. Создаваемый сверху вниз секретарский аппарат, всё более и более самодовлеющий, стягивает к себе все нити. Участие партийной массы в действительном формировании партийной организации становится всё более и более прозрачным» (так в тексте. – В.Е.).

Результат такой кадровой политики для партии оказался губительным: «Создалась… специфическая секретарская психология, главной чертой которой является убеждение, что секретарь способен решать все и всякие вопросы, без знакомства с существом дела… Такая практика тем вреднее, что она рассеивает и убивает чувство ответственности… Создался весьма широкий слой партийных работников, входящих в аппарат государства или партии, которые начисто отказываются от собственного партийного мнения, по крайней мере открыто высказываемого, как бы считая, что секретарская иерархия и есть тот аппарат, который создаёт партийное мнение и партийные решения. Под этим слоем воздерживающихся от собственного мнения пролегает широкий слой партийной массы, перед которой всякое решение предстоит уже в виде призыва или приказа».

Какой же путь предлагал Троцкий для выхода из создавшейся ситуации? Конкретные методы и организационные формы нашлись бы без труда, считал он, если бы «руководящая группа» осознала все последствия искусственно поддерживаемого ею режима и искренне содействовала «переводу партийной жизни на более здоровые рельсы». Но… о мертвящем воздействии бюрократизма на работу госучреждений, проникновении его в партийную среду и разлагающем влиянии на работников говорили многие, и в первую очередь Ленин.

Слабым местом критики со стороны Троцкого было то, что совсем недавно он сам был активным защитником назначенчества. «Отрицать этот метод и вести борьбу против назначенчества, – доказывал он ранее, – противопоставляя ему метод выборности, значит забывать классовую природу государства…». И далее: «…то, что называется приказывать, назначать сверху, – всё это находится в отношении обратной пропорциональности с развитостью масс, с их культурным уровнем, политической сознательностью и с силой наших аппаратов…». Внимательно слушавшие речи, читавшие статьи Троцкого люди могли спросить его: настолько ли повысились культурный уровень и политическая сознательность масс за два года нэпа, чтобы видеть в назначенчестве корень зла в партийной жизни? И не себя ли высекал Троцкий той давней розгой, когда говорил: «Единого центрального аппарата нигде никогда не было, образцов нет, и здесь, в этих трениях, в несогласованности нужно уметь видеть, понять переходную форму, которую нужно преодолеть дальнейшими усилиями, а не становиться в стороне и говорить: «бюрократия».
11 октября Политбюро обсуждало письмо Троцкого. Последний заявил, что широкого распространения письмо ещё не имело и согласился на отсрочку его рассылки членам ЦК и ЦКК до очередного заседания Политбюро. Через три дня, однако, бюро Московского комитета РКП (б) констатировало: «Письмо тов. Троцкого, распространяемое среди членов московской организации, является по сути дела платформой, на основе которой делаются энергичные попытки к образованию фракции (распространение письма, обход работников, собирание подписей, требование созыва Съезда)».

15 октября письмо Троцкого рассмотрел Президиум ЦКК. В его резолюции говорилось, что «партия этим письмом поставлена перед фактом выступления одного из членов ЦК с определённой платформой, противопоставленной проводимой ныне нашей партией, в лице её Центрального Комитета, политике, и перед попыткой организации фракции на этой платформе…». По мнению Президиума, у Троцкого не было никаких оснований противопоставлять свои взгляды проводимой ЦК линии, за которую он нёс равную ответственность с другими его членами, поскольку на последнем XII съезде партии он выступил со своей собственной платформой. Далее отмечалось, что перечисленные Троцким обвинения «в значительной степени искусственны и надуманны», что он «неосновательно заостряет обычные во всякой коллегиальной работе разногласия» («Известия ЦК КПСС», 1990. – № 5. – С. 178–179). В то же время настойчиво в резолюции проводилась мысль о том, что возникшие разногласия необходимо ликвидировать исключительно в рамках ЦК и ЦКК, не допуская широкой партийной дискуссии.

Письмо Троцкого от 8 октября хотя и было написано авторитетным членом Политбюро, всё же выражало мнение лишь одного человека.
Вслед за письмом Троцкого в ЦК РКП (б) поступило «заявление 46-ти» также ярко выраженного оппозиционного характера. При его подписании состоялось соглашение двух ранее разбитых партией оппозиционных групп: троцкистов – Преображенский, Серебряков, И. Смирнов, Пятаков, Белобородов, В. Косиор, Данишевский, Эльцис, Альский и другие; децистов – Осинский, Сапронов, Максимовский, В. Смирнов, Дробнис, Рафиил, Богуславский и другие. Их платформу поддержали и лидеры разбитой «рабочей оппозиции»**– Шляпников и Медведев.

Позднее, на ХI Московской губернской партконференции (январь 1924 года) Каменев, оценивая «Заявление 46-ти», говорил, что большинство восприняло его как «точно сформулированный, выдержанный в соответствующих политических тонах, обвинительный акт против ЦК не по поводу того или другого шага, той или другой меры, той или другой ошибки, а прямое обвинение в неправильности основной политики, гибельном её продолжении…». Он так охарактеризовал ситуацию: «ЦК был посажен на скамью подсудимых» («Известия ЦК КПСС», 1990. – № 7. – С. 174–175). Большинство же было уверено в своей правоте. Решать должна была вся партия, но вынести вопрос на широкое обсуждение в условиях назревавших революционных событий в Германии не было сочтено возможным.

В своём письме в Президиум ЦКК и Политбюро ЦК от 19 октября Троцкий также признавал решающее значение международной обстановки для выбора формы его полемики с остальным руководством партии, которая должна идти «без фракционных конвульсий и потрясений». Троцкий доказывал, что он уклонялся от таких шагов, которые «хотя бы внешним образом могли быть похожи на попытку создания фракции», отрицал оценку Президиумом ЦКК его письма от 8 октября как платформу для её создания. Это письмо «по самому существу своему» было предназначено «для очень ограниченного круга лиц», но большинство Политбюро, отклонив предложение ЦКК о разрешении спорных вопросов внутри ЦК и ЦКК, приняло решение о рассылке его всем члена ЦК и ЦКК. И, как заявлял Троцкий, «именно таким путём ему (письму. – В.Е.) может быть придан характер фракционной платформы, которого оно сейчас не имеет».

Стремление Троцкого убедить оппонентов в собственной правоте повисло в воздухе. В тот же день, 19 октября по Троцкому был произведен мощнейший залп в виде ответа членов Политбюро на его письмо от 8 октября (См.: Там же, С. 176–189). В этом документе большинство расценило выступления Троцкого как ряд «чудовищных ошибок», обвиняло его в том, что им сочинены «сразу три кризиса: хозяйственный, общеполитический и внутрипартийный». Здесь же давалось толкование разногласий с Троцким с точки зрения большинства: «В области хозвопросов тов. Троцкий не понимает темпа развития в этой области. Дёргает партию». Члены Политбюро отмечали, что «и в области устойчивости червонной валюты, и в области кредита, и в области бюджета, и в сфере промышленности положение, несомненно, крайне трудное… Но указывать на это явление как на признак банкротства хозяйственной политики ЦК могут лишь те, которые смотрят на партийную работу, как на чужое дело. Таких трудностей, таких «кризисов» нэп принесет нам ещё десятки. Нужно совершенно не понимать темпа и характера хозяйственного развития, чтобы не видеть, что прочные и серьёзные результаты в этой области достигаются только годами». Автору письма бросался упрёк в том, что «ни одного практического предложения в этой области… тов. Троцкий за всё время, протекшее с XII-го съезда РКП, не внёс». «Мы считаем, – писали они, – необходимым сказать партии прямо, что в основе всего недовольства тов. Троцкого, всего его раздражения, всех его продолжающихся уже несколько лет выступлений против ЦК, его решимости потрясти партию, лежит то обстоятельство, что тов. Троцкий хочет, чтобы ЦК назначил его и тов. Колегаева для руководства нашей хозяйственной жизнью… Мы считаем, что ничем решительно не доказано, что тов. Троцкий сумел бы направлять хозяйственные органы Республики при нынешнем тяжёлом положении». По их мнению, Троцкий уже обладал достаточной властью: «Тов. Троцкий состоит членом Совнаркома, членом реорганизованного СТО. Ему был предложен тов. Лениным пост заместителя председателя Совнаркома. На всех этих постах тов. Троцкий мог бы, если бы захотел, доказать на деле, работой перед лицом всей партии, что партия может вверить ему те фактические безграничные полномочия в области хозяйства и военного дела, которых он добивается».

А что же Троцкий? «Тов. Троцкий предпочёл другой метод действия, которые, по-нашему, несовместим с обычным пониманием обязанностей члена партии. Он ни разу не посетил заседаний Совнаркома ни при тов. Ленине, ни после отхода его от работ. Он ни разу не был на заседаниях СТО ни старого, ни реорганизованного. Он ни разу не внёс ни в Совнарком, ни в СТО, ни в Госплан какое бы то ни было предложение по хозяйственным, финансовым, бюджетным и т. п. вопросам. …Он категорически отказался от поста заместителя тов. Ленина. Он ведёт себя по формуле: «или всё, или ничего». Тов. Троцкий «фактически отказывается от работы в области хозяйства, оставляя за собой лишь право систематической дезорганизации ЦК в его трудной повседневной работе».

Своё отношение к ими же созданному образу Троцкого – диктатора и доктринёра – члены Политбюро выразили не менее недвусмысленно: «Мы заявляем, что так же, как и прежде, Политбюро не может взять на себя ответственность за удовлетворение претензий тов. Троцкого на эту его диктатуру в хозяйственном руководстве… Наш долг сказать: за рискованный опыт в этой области мы ответственность взять на себя не можем».

Отмечая, что в экономике страны имеются серьёзные трудности, члены Политбюро всё же считали, что в ней происходит хоть и медленное, но улучшение…
19 октября восемь членов и кандидатов в члены Политбюро обратились с письмом к «Членам ЦК и ЦКК», в котором вскрывались причины и цели троцкистской оппозиции, разоблачались демагогические приёмы и фракционный характер её выступления. Не достигло успеха и новое обращение Троцкого с очередным письмом к членам ЦК и ЦКК от 23 октября, в котором он вновь отстаивал свою позицию по спорным вопросам, отвергал высказанные в его адрес обвинения во фракционности, в подрыве единства партии, в стремлении к единоличной власти, ещё раз требовал изменения внутрипартийной жизни с целью вернуть партии её «самодеятельность, активность и единодушие» (В.В. Швецов. Указ. соч., С. 30–31).

Вопрос сочли возможным вынести на Пленум ЦК-ЦКК (впервые в истории партии), который состоялся 26-27 октября 1923 года. На Пленум были приглашены по два представителя от 10 крупнейших промышленных парторганизаций (Петроградской, Московской, Иваново-Вознесенской, Нижегородской, Харьковской, Донецкой, Екатеринбургской, Ростовской, Бакинской и Тульской) и допущены для участия в его работе 10 авторов «Заявления 46-ти».

25 октября с 35-минутным докладом о внутрипартийном положении и в связи с письмом Троцкого и «Заявлением 46-ти» выступил Сталин. Сразу же за ним фактический содоклад (45 мин.) сделал Троцкий. На следующий день поздно вечером оба они выступили с заключительным словом.

Заключительное слово Троцкого (См.: Конспект Заключительной речи Троцкого на Пленуме ЦК и ЦКК 26 октября 1923 г., сделанный Б. Бажановым. – «Вопросы истории КПСС», 1990. – № 5. – С. 33–39.) – характерный образчик его устных выступлений того времени, где верные положения, констатация фактов, проницательные замечания перемежаются с сугубо личным их толкованием, таким персонифицированным их соединением, что многим было или непонятно, о чём идёт речь, или казалось надуманным, имеющим двойной смысл. И при этом – запальчивость, стремление убедить окружающих в том, что именно его точка зрения является единственно правильной, тогда как её аргументация далеко не всегда была бесспорна, придание второстепенным деталям подчас преувеличенного значения.

Если Троцкий говорил на Пленуме о том, что «в Политбюро есть другое Политбюро и в ЦК есть другой ЦК», которые принимают решения помимо него, что его единомышленников, «троцкистов», преследуют за то, что они его единомышленники, изолируют его самого, что большинство превратило ЦКК в орудие Секретариата ЦК во внутрипартийной борьбе, то в этом была большая доля истины. Но как было понять Троцкого, который ратовал за «поворот в сторону партийной демократии» и одновременно заявлял: «Вы товарищи, прекрасно знаете, что я никогда не был «демократом». Или ещё. Отвечая на обвинения в том, что он не присутствовал на заседаниях СНК и СТО, Троцкий сказал: «Почему я не входил в СНК и СТО? Товарищи, дело в том, что я больше всего опасался, чтоб не создалось впечатления, что Троцкий создаёт фракцию». И наконец, свой отказ от поста заместителя председателя СНК Троцкий мотивировал тем, что его «еврейское происхождение» было бы огромной помехой в этой работе. Неубедительные, слабые это были доводы.

Если позиция Троцкого в отношении планирования была понятна («Я утверждаю, что наши кризисы на 50 %, на 75, быть может, на 100 % усугубляются бесплановым подходом к вопросам нашего хозяйства. Госплан – это важнейший наш орган»), хотя и справедливо не разделялась многими, то другой его довод относительно неучастия в работе СНК и СТО был совершенно неприемлем для большинства ЦК. «Приходится считаться, - говорил Троцкий, - и с моими личными особенностями. Уж так я устроен, что я не могу подписать безграмотно сделанной бумажки, приказ ли это или что-нибудь другое, просто ли она безграмотна или экономически безграмотна. Я не выношу неточности, необдуманности, подхода с кондачка… К тому же мой рабочий день всегда достаточно заполнен. Зря времени я не теряю».

Даже если Троцкий и не хотел того, выходило, что он противопоставлял себя остальному руководству ЦК, которое, очевидно, могло и подписать безграмотную бумагу и подойти к делу «с кондачка», и время рабочее зря теряло.

Негодования на Пленуме хватало, к сожалению, с обеих сторон. Обстановка на нём настолько накалялась, что ораторы порой далеко выходили за рамки партийной товарищеской этики, допускали бестактные и безответственные выпады, как, например, Г.И. Петровский, обвинивший Троцкого в болезни Ленина. Атмосферу, царившую на Пленуме, в какой-то степени отражает письмо Крупской Зиновьеву. «Во всём этом безобразии…, - писала она, - приходится винить далеко не одного Троцкого. За всё прошедшее приходится винить и нашу группу: Вас, Сталина и Каменева. Вы могли, конечно, но не захотели предотвратить это безобразие… Наши сами взяли неверный, недопустимый тон. Нельзя создавать атмосферу такой склоки и личных счётов».

На Пленуме Троцкий предостерегал от принятия поспешного решения, но характер этого решения был предопределён.

Пленум признал линию ЦК РКП (б) правильной. Резолюция была принята большинством – 102 голоса при двух против и десяти воздержавшихся. Выступления Троцкого и «группы 46-ти» были осуждены как фракционно-раскольнические. Объединённый пленум ЦК и ЦКК подчеркнул необходимость борьбы с фракционными выступлениями внутри партии. Троцкому было предложено практически участвовать в работе центральных партийных и советских учреждений, членом которых он состоял. Пленум единогласно одобрил проводимый партией курс на развитие внутрипартийной демократии (КПСС в резолюциях, Ч. 1. – С. 767–768).

***

Стремясь избежать обострения внутрипартийной борьбы пленум признал нецелесообразным проведение дискуссии и постановил не оглашать документы оппозиции, так же как и собственные решения по этому вопросу. Центральный Комитет учитывал, что разжигание борьбы внутри правящей партии может привести к её расколу, к гибели диктатуры пролетариата. Сохранение единства партии необходимо было также в интересах международного революционного движения.

Однако Троцкий и его сторонники нарушили постановление пленума. Письмо Троцкого и «заявление 46-ти» появилось в Петрограде, на Украине, в воинских и вузовских парторганизациях. Тем самым троцкисты, как и в 1921 году, навязали партии дискуссию. В ходе её ЦК стремился обеспечить полную свободу обмена мнениями. В ноябре 1923 года было решено обсудить положение внутри РКП (б) в партийной печати. В «Правде» была опубликована статья Зиновьева «Новые задачи партии», в которой содержался ряд принципиально неверных положений, оказавшихся на руку оппозиции. Зиновьев утверждал, например, что партийная масса совершенно беспомощна и неквалифицированна в решении хозяйственных вопросов, что беспартийные рабочие недоверчиво относятся к хозяйственной деятельности коммунистов, что во внутрипартийной жизни установился «чрезмерный штиль», местами даже застой. Призывал «усилить свободную дискуссию в партии». И всё!

Поворотным моментом в дискуссии явилось принятие Политбюро ЦК и Президиумом ЦКК резолюции «О партстроительстве» («Правда», 1923. – 7 декабря). В этом документе предлагалось чёткая система мероприятий, направленных на улучшение внутрипартийной, политической и организаторской работы. Резолюция была принята единогласно. За неё голосовал и Троцкий. Центральный Комитет полагал, что теперь дискуссия по внутрипартийным вопросам примет более деловой характер. Именно на это ЦК и ЦКК РКП (б) ориентировали членов партии.

Однако Троцкий делал всё возможное, чтобы разжечь борьбу и вызвать раскол в партии. Через день после опубликования резолюции Политбюро и Президиума ЦКК Троцкий без ведома ЦК зачитал на одном из районных собраний в Москве клеветническую статью «Новый курс (Письмо к партийным совещаниям)». Эта статья явилась настоящим «фракционным манифестом» оппозиции, направленным против Центрального Комитета и рассчитанным на обострение борьбы внутри партии. В письме отмечалось «исключительное значение» резолюции Политбюро от 5 декабря и разъяснялось, что провозглашённый в ней курс означает смещение центра партийной работы в сторону «активности, критической самодеятельности, самоуправления партии, как организованного авангарда пролетариата», тогда как прежде центр был неправильно передвинут в сторону аппарата. Само поведение «рабочей демократии» в жизнь, подчёркивал Троцкий, нельзя ни в коем случае отдавать в руки аппарата, осуществить это режим демократии может сама партия. И более того, вся эта работа должна состоять в том, что «партия должна подчинить себе свой аппарат» (См.: Троцкий Л.Д. К истории русской революции. – М., 1990. – С. 198–203).Указывая на неосуществимость «чистой», «развёрнутой», «идеальной» демократии, на то, что для партии демократия не может быть самоцелью, Троцкий изложил своё видение проблемы: «Демократия и централизм представляют собой две стороны в строительстве партии. Задача состоит в том, чтобы эти две стороны были уравновешены наиболее правильным, то есть наиболее отвечающим обстановке путём. За последний период этого равновесия не было. Центр тяжести был неправильно передвинут на аппарат. Самодеятельность партии была сведена к минимуму… Чрезмерное усиление аппаратного централизма за счёт партийной самодеятельности породило в партии ощущение недомогания». Это вызвало в партии критическое отношение к аппаратным методам решения вопросов. «Понимание или, по крайней мере, ощущение того, что партийный бюрократизм грозит завести партию в тупик, стало почти всеобщим…» – писал Троцкий.

В противовес точке зрения Зиновьева и других, высказанной в дискуссионных статьях, Троцкий настаивал на том, что нельзя ставить применение партийной демократии в зависимость «от степени «подготовки» к ней» членов партии. Он подчёркивал: «Партия есть партия. Можно представлять очень строгие требования к каждому, кто хочет вступить в нашу партию и оставаться в ней; но вступивший является уже тем самым активным участником всей работы партии».

Партийный бюрократизм чреват для партии двойной опасностью. Во-первых, «бюрократизм аппарата тяжелее всего отзывается на идейно-политическом росте молодых поколений партии», поэтому молодёжь, – заявлял Троцкий, – «вернейший барометр партии» – реагирует на него резче всего. Во-вторых, «чрезмерность аппаратных методов решения партийных вопросов» не проходит бесследно и для старшего поколения. Не взаимодействуя с молодёжью «в рамках партийной демократии», «старая гвардия» не может сохранить себя как «революционный фактор»: «старики могут окостенеть и незаметно для себя стать наиболее законченным выражением аппаратного бюрократизма». Другими словами, «старой гвардии» (мы помним, «этому тончайшему слою») грозит перерождение, что и было проиллюстрировано автором письма на примере вождей и партий II Интернационала.

Троцкий обвинял руководство партии в перерождении. Как видим, он сравнивал её старые кадры с оппортунистическими вождями II Интернационала, противопоставляя этим кадрам молодёжь, особенно студенческую, ещё недостаточно политически зрелую. Льстиво называя молодежь «вернейшим барометром партии», Троцкий выдвигал тезис о праве молодёжи подвергать сомнению правильность политики партии. Он оправдывал неподчинение меньшинства большинству и вновь, вопреки решениям Х съезда РКП (б), навязывал мысль о необходимости фракционных группировок в партии. 28 и 29 декабря 1923 года Троцкий опубликовал в «Правде» «разъяснение» своего «нового курса», а затем выпусти брошюру под названием «Новый курс». После этого дискуссия приобрела ещё более острый характер. За сдержанным отношением «тройки» Политбюро (Зиновьев, Каменев, Сталин) к письму Троцкого на первых порах крылись совсем иные чувства. Два-три дня у них ушли на то, чтобы осмыслить содержание письма, оценить обстановку, обговорить план действий и нанести ответный удар. Расстановка сил менялась. Троцкий сказал своё слово в дискуссии и, без сомнения, становился лидером оппозиции. Это было для большинства Политбюро уже опасно.

Наступление на Троцкого и его единомышленников началось одновременно в Москве и Петрограде.

Тон задал Петроград, где Зиновьев, председатель Петросовета, имел прочную аппаратную поддержку. 15 декабря там состоялось собрание партийного актива. Подавляющим большинством голосов против 5 при 7 воздержавшихся (всего присутствовало около 3000 человек) был принят текст письма «Ко всем членам партии». В письме заявлялось, что Троцкий в своём послании партсовещаниям совершает «ряд серьёзных политических ошибок». Прежде всего ему вменялись в вину «нападки на непосредственных учеников тов. Ленина», которых он посмел сравнить с западноевропейскими «социал-предателями». Далее в письме давалось изложение кредо Зиновьева: «Партия большевиков не может превратиться в конгломерат фракций, групп, «течений», оттенков и т.д. Центральный Комитет нашей партии не может превратиться в «парламент мнений». Коммунистическая партия, управляющая государством, не может превращаться в Ноев ковчег. Партия наша должна остаться тем, чем она призвана быть: вылитой из одного куска большевистской партией.

Именно на волю членов партии к единству предпринял покушение Троцкий в своём письме к партийным совещаниям – так расценил его шаг Сталин в статье, напечатанной в «Правде» 15 декабря. Он отверг заявление Троцкого о перерождении «старой партийной гвардии», более того, отрицал саму принадлежность Троцкого к этой старой гвардии, имея в виду его меньшевистское прошлое» (См.: Сталин И.В. Соч. – Т. 5. – С. 383–387). Позднее, в докладе на ХIII съезде РКП (б) Зиновьев, имея в виду описываемый период, говорил, что партию «лихорадило. Партия не спала ночами. Помните дискуссии, которые продолжались целыми ночами до утра».
Основные события дискуссии развернулись в Москве. Каждое собрание здесь становилось ареной борьбы теоретических позиций, политических подходов, практического опыта и человеческих страстей. Особое внимание противоборствующие стороны уделяли рабочим ячейкам. Именно в них была предопределена судьба оппозиции: из 413 ячеек её поддержали 67 (18,4 % всех коммунистов).

Гораздо прочнее положение оппозиции было в парторганизациях госучреждений, вузов и армии. Из 93 военных ячеек (4059 членов партии) 22 (26,9 % численного состава) высказались в поддержку её резолюции.

В декабре 1923 года, в тот момент, когда внутрипартийная борьба достигла наивысшего накала, начальник Политуправления Красной Армии В.А. Антонов-Овсеенко предпринял ряд шагов с целью развёртывания борьбы против линии Центрального Комитета в партийных организациях военно-учебных заведений и воинских частей. Состоявшийся 12-13 января 1924 года Пленум ЦКК так расценил эту деятельность Антонова-Овсеенко: «Пленум ЦКК считает опасным такие шаги, как попытки ПУРа организовывать совещания партработников армии без ведома ЦК; как рассылка ПУРом циркуляра от 24/XII 1923 г. о применении принципов внутрипартийной демократии в Красной армии не только без согласия с ЦК, но и вопреки предложению секретаря ЦК тов. Молотова о необходимости предварительного согласования его с ЦК; как внесение военными ячейками недоверия ещё не собравшейся Всероссийской партконференции… и другие подобные факты, свидетельствуют о попытках восстановить военных работников против руководящих органов партии и всей партии в целом». Ярославский рассказывал на XII партконференции, что всю работу «по выяснению действительных разногласий» Антонов-Овсеенко называл «бесшабашными и безыдейными нападками» на того, «кто в глазах самых широких масс является вождём, организатором и вдохновителем побед революции». Перед подозрительными соперниками вновь замаячил призрак бонапартизма в его троцкистском обличьи. Постановлением Оргбюро ЦК Антонов-Овсеенко был снят с военной работы.

Ещё больше хлопот доставляли руководству партии вузовские партячейки. Специфика учебы как умственного процесса (большая степень индивидуализации и абстрагирования труда, поиск и извлечение нового), возраст и социальный состав (даже в Коммунистическом университете имени Зиновьева в Петрограде в 1924 году свыше 63 % студентов были выходцами из крестьян, ремесленников, служащих и т.д.), плохое, порой бедственное, материальное положение студенчества и рабфаковцев делали эту прослойку общества особенно восприимчивой к идеям перемен.

В целом же, если учесть, что 37,6 % коммунистов советских учреждений также поддержали оппозицию, картина на 10 января 1924 г., когда дискуссия была завершена, выглядела следующим образом: из 816 партячеек (34 910 членов партии) резолюции в поддержку ЦК приняло 630 организаций (21 468 человек), 186 ячеек (13 442 человека – 38,5 %) отдали свои голоса оппозиции.

Нельзя не отметить одну черту собраний в партячейках, делающую их особенно неприглядными. Получив большинство, та или другая сторона волевым порядком «снимала» кандидатуры меньшинства из списков по выборам делегатов на районные и городские партконференции, членов партийных органов, добиваясь однородности состава делегаций, партийных бюро и комитетов. И естественно, в конечном счёте перевес оказывался у сторонников ЦК…

«Партийное общественное мнение, – писал Троцкий, – неизбежно вырабатывается в противоречиях и разногласиях. Локализировать этот процесс только в аппарате, преподавая затем партии готовые плоды в виде лозунгов, приказов и пр., – значит идти навстречу временным идейным группировками с опасностью их превращения в длительные группировки и даже во фракции». Есть ли выход их этого заколдованного круга? Троцкий считал, что есть. Надо только найти его в каждой конкретной ситуации на «основе марксистского анализа».

Но Троцкий оставался верен себе, и здесь он подставил уязвимое место своим противникам, ослабив доказательность и подменив объективность доводов сомнительными личными выпадами. Так, приводя примеры фракционности в истории партии, Троцкий упомянул о «недавно всплывшем анекдоте» – «как тов. Бухарин почти что собрался арестовать правительство тов. Ленина» в период борьбы вокруг Брестского мира. Это вызвало ответную реакцию. В наступление пошёл Н.И. Бухарин. «…Тов. Троцкий заставляет партию переживать снова критические времена… выступление его …со статьей, вызвавшей взрыв негодования среди испытанных большевистских рядов. Выступление через два дня после единогласного решения (резолюции Политбюро и Президиума ЦКК. – Е.В.) не может быть истолковано иначе, как продукт фракционной горячности тов. Троцкого». Полагая, что он раскрывает перед партией истинный смысл линии Троцкого, Бухарин продолжал: «Дело в том, что т. Троцкому «демократия» нужна в стратегических целях для того, чтобы порасшатать «старые кадры», для того, чтобы «исправить» политику ЦК… И тов. Троцкий и вся оппозиция хочет бить демократией по «старым кадрам». Именно отсюда разговоры о «наступлении аппарата» (Троцкий), о том, …что демократия есть организованное недоверие» и проч.». Вспоминал Бухарин и о прошлом других оппозиционеров, при этом не преминув сказать о прежних разногласиях между новыми союзниками.
Касаясь вопросов внутрипартийной политики, Бухарин обвинил оппозицию в величайшем партийном грехе: «Фракция т.т. Троцкого, Сапронова, Преображенского» отходит от ленинизма…

В связи с резолюцией Политбюро дискуссия в партии качественно видоизменяется: к внутрипартийным проблемам добавляется обсуждение экономических вопросов. Свою точку зрения по ним оппозиция изложила в поправках к резолюции, предложенных 29 декабря Н. Осинским на собрании актива Московской парторганизации. Авторами поправок, кроме Осинского, были Г.Л. Пятаков, Е.А. Преображенский и В.М. Смирнов. Документ стал известен под названием «резолюции 4-х», а его авторов оппоненты из большинства окрестили «четырьмя евангелистами».

Завершающим аккордом внутипартийной борьбы стали районные, городские, губернские (областные) и общесоюзная партийные конференции, проходившие в январе 1924 года. В Москве оппозиции удалось одержать победу только в Хамовническом районе, где была расположена большая часть столичных вузов, и в числе коммунистов здесь было всего 5 % рабочих «от станка». Представители оппозиции пришли к руководству райкомом партии, однако спустя короткий срок партийцы района переизбрали его состав, во главе комитета стали сторонники ЦК. Примерно то же самое происходило в других парторганизациях, где в ходе дискуссии победу одержали оппозиционеры, – в Рязани, Пензе, Калуге, Симбирске, Оренбурге, Челябинске и ряде других мест.

Острая внутрипартийная борьба развернулась в партийных организациях Украины, Белоруссии, Закавказья, Средней Азии. Нападки на линию РКП (б) здесь нередко предпринимались объединёнными силами троцкистов и национал-уклонистов. Но и там вылазки троцкистов провалились. Линию ЦК РКП (б) одобрило 99 процентов производственных ячеек Компартии Украины (Очерки истории Коммунистической партии Украины, С. 331). В Белоруссии все городские и уездные партийные организации приняли резолюции, разоблачающие троцкистов (Очерки истории Коммунистической партии Белоруссии. Ч. II, Минск, 1967. – С. 44). Декабрьский (1923 г.) расширенный пленум Закрайкома РКП (б) совместно с Центральными Комитетами КП Азербайджана, Грузии и Армении, при участии крупнейших парторганизаций – Бакинской, Тифлисской, Эриванской, Батумской, Гянджинской – осудил фракционные выступления троцкистов (Очерки истории Коммунистической партии Азербайджана, С. 390-391). Жестокое поражение потерпели оппозиционеры в армейских парторганизациях, где за них проголосовало лишь несколько ячеек учебных заведений (История Коммунистической партии Советского Союза, Т. 4. Кн. первая. – С. 304). 11 января 1924 года XI Московская губернская партконференция 325 голосами (82,7 % делегатов) по докладу Каменева приняла резолюцию ЦК. Оппозиция собрала 68 голосов (17,3 %), считая и тех, кто голосовал за буферную резолюцию, предложенную Д.Б. Рязановым. В докладе давалась такая идейно-политическая характеристика руководства оппозиции: «Если мы думаем хладнокровно о сумме взглядов, которые они представляют и которые т. Троцкий покрывает, которым он не противится, то я утверждаю, что эта сумма взглядов представляет собой перерождение нашей старой большевистской монолитной единой организации, перерождение её в сумму групп и группочек, течений, подтечений, фракций, подфракций и т.д.». И далее Каменев окончательно расставил акценты: «Конечно, ни т. Преображенский, ни т. Сапронов не меньшевики. Но анализируя сумму их взглядов.., мы утверждаем с полной ответственностью за свои слова: если бы вы добились осуществления тех организационных взглядов в нашей партии, которые вы отстаиваете против ЦК и которые покрывает т. Троцкий, то это была бы партия с расшатанным, подломленным аппаратом, которая была бы союзом групп и течений, партия с надорванным авторитетом центрального руководящего органа,– типичная меньшевистская партия» (В.В. Швецов. Указ. соч., С. 60).

Таким образом, все крупнейшие организации партии дали троцкистам решительный отпор, одобрили политическую линию ЦК РКП (б) по экономическим и внутрипартийным вопросам, осудили раскольнические действия оппозиционеров и их попытки ревизовать ленинизм. В ходе дискуссии рабочие-коммунисты поставили вопрос о глубоком изучении истории партии, истории борьбы с троцкизмом и другими антиленинскими течениями, о преемственности революционных традиций большевизма.

Партийная дискуссия явилась серьёзным испытанием для комсомола. Комсомольские организации единодушно выступили против попыток Троцкого противопоставить молодёжь старшему поколению революционеров.

***

Итоги дискуссии были подведены на январском (1924 г.) пленуме ЦК РКП (б) (КПСС в резолюциях, Ч. I. – С. 769–770). В его работе приняли участие члены и кандидаты в члены ЦК и ЦКК РКП (б), а также представители ЦКК Украины. На заседание пленума была приглашена часть авторов «заявления 46-ти». На пленума было сообщено, что подавляющее большинство коммунистов во всех партийных организациях высказалось за линию Центрального Комитета. Пленум осудил линию оппозиции на легализацию в партии фракций и группировок. Отмечалось, что Центральный Комитет проявил некоторый либерализм по отношению к оппозиционерам, систематически нарушавшим партийную дисциплину. Пленум одобрил резолюцию «О партстроительстве» и вынес её на рассмотрение XIII конференции РКП (б).

На конференции, которая проходила в Москве 16-18 января 1924 года, присутствовало 128 делегатов с решающим и 222 – с совещательным правом голоса. Они осудили очередные задачи экономической политики, партийного строительства и вопросы международного положения СССР. Оппозиционеры и здесь выступили против политики партии по всем основным вопросам. Троцкий, хотя и не присутствовал на конференции, по-прежнему оставался идейным вдохновителем всех выступлений оппозиции. При обсуждении задач экономической политики (с докладом по этому вопросу выступил А.И. Рыков) развернулись острые прения. Особенно упорно отстаивали антипартийную платформу фракционеры Пятаков, Преображенский, Сапронов, В. Косиор, Радек, В. Смирнов. Предложения троцкистов – сохранить высокие цены на промтовары и предоставить ещё большие льготы иностранному капиталу были отвергнуты конференцией, так как вели к подрыву союза рабочего класса и трудящегося крестьянства – основы диктатуры пролетариата.

Не встретило на конференции поддержки и предложение Пятакова открыть советские границы для иностранной «товарной интервенции», которая якобы принудит частных торговцев снизить цены на промышленные товары. Как отмечали делегаты, наплыв иностранных товаров широкого потребления мог лишь вконец подорвать позиции советской промышленности, и без того испытывавшей трудности сбыта. Демагогический характер носило выступление В. Косиора. Он утверждал, что заработная плата должна расти быстрее, чем производительность труда. Это положение противоречит законам экономического развития. Получили отпор и другие требования оппозиционеров. За поправки троцкистов к проекту резолюции ЦК РКП (б) по экономическим вопросам проголосовало лишь три человека. В выступлениях делегатов отмечалось, что панические настроения оппозиционеров во многом являются следствием замедления нового революционного подъёма на Западе. Не веря во внутренние возможности Советской страны, оппозиционеры, выступавшие под «левыми» лозунгами, на деле вносили капитулянтские предложения о «товарной интервенции», о смычке русского крестьянства с иностранным капиталом.

Конференция единогласно приняла резолюцию «Об очередных задачах экономической политики» (КПСС в резолюциях, Ч. I. – С. 786–802). Троцкисты, ещё недавно выступавшие перед массами с заявлениями о гибельности хозяйственной политики Центрального Комитета, теперь перед лицом фактов оказались вынужденными проголосовать за проект РКП (б).

Конференция обсудила доклад И.В. Сталина об очередных задачах партийного строительства, в котором особое место заняли вопросы борьбы с оппозицией. Сталин дал свою версию переодизации дискуссии, связав её крайнее ожесточение с опубликованием письма Троцкого от 8 декабря 1923 г., и перечислил шесть «ошибок» его автора: выступление Троцкого с этим письмом (противопоставил себя всему ЦК и возомнил себя сверхчеловеком); его «двусмысленное» поведение во время дискуссии, когда он «грубо игнорировал» волю партии, «желающей узнать его действительную позицию»; противопоставление партийного аппарата партии; противопоставление молодёжи кадрам партии (Троцкий «бросил голословное обвинение в перерождении наших кадров»); выдвижение лозунга о молодёжи как «вернейшем барометре партии», сделав ставку на учащуюся молодёжь, и наконец, провозглашение Троцким свободы группировок.

Доказывая последнюю «ошибку», Сталин процитировал 7-й секретный пункт резолюции Х съезда РКП (б) «О единстве партии», предусматривающий исключение за фракционность из партии, «а по отношению к членам ЦК – перевод их в кандидаты и даже, как крайнюю меру, исключение из партии».
Напрасно Е.А. Преображенский в предложенной от оппозиции резолюции указывал на запоздание с решением о перемене внутрипартийного курса, сознательное извращение взглядов оппозиции на значение руководящих органов партии и партаппарат, на преследование критики под видом борьбы с фракционностью, внесение в дискуссию личных моментов и т.д. Те же три человека плюс один воздержавшийся – вот и все, кто поддержал по этому вопросу оппозицию на конференции.
Зато большинство, кроме утверждения резолюции «О партстроительстве» от 5 декабря 1923 г., провело на конференции еще одну – «Об итогах дискуссии и о мелкобуржуазном уклоне в партии», в которой было подчёркнуто, что «в лице нынешней оппозиции мы имеем перед собою не только попытку ревизии большевизма, не только прямой отход от ленинизма, но и явно выраженный мелкобуржуазный уклон» (КПСС в резолюциях, Ч. I. – С. 782). Конференция пришла к выводу о необходимости в течение следующего года пополнить ряды РКП (б) не менее 100 тысячами пролетариев. Одновременно было предложено закрыть на этот период доступ в партию непролетарским элементам. Рекомендовалось также обеспечить достаточно широкое представительство рабочих в советских органах.

Особое внимание уделялось марксистско-ленинскому образованию коммунистов. В партийных школах и вузах вводилось обязательное преподавание истории партии, а во всех парторганизациях предлагалось создать специальные кружки по изучению ленинизма. Указывалось на важность правильной постановки партийной работы в Красной Армии.

Конференция приняла решение – перенести продолжение дискуссии со страниц «Правды» на страницы специального «Дискуссионного листка». При этом напоминалось, что обсуждение внутрипартийных вопросов ни в коем случае не должно подрывать партийную дисциплину. Было признано целесообразным, вопреки возражениям оппозиционеров, предать гласности седьмой пункт резолюции Х съезда РКП (б) «О единстве партии», дававший право совместному заседанию ЦК и ЦКК двумя третями голосов перевести из членов в кандидаты или даже исключить из партии любого члена ЦК в случае нарушения партийной дисциплины или допущения фракционности (Там же, С. 785).

XIII партийная конференция ещё раз выявила идейное банкротство оппозиции, продемонстрировала единство партии, её решимость с ещё большей настойчивостью бороться за претворение в жизнь плана социализма в СССР.

Владимир Егорычев, кандидат исторических наук